Но училище военное, а норматив есть норматив. Старший группы, насмотревшись как его подопечный, теряет сознание на подходе к снаряду, принял решение выбить клин клином. Надев на курсанта пояс и привязав к нему две веревки, он заставил двух подручных силой перебрасывать курсанта. После третьей попытки, кое-что начало получаться. Курсант бежал, прыгал на пружинящую доску, закрывал глаза и подлетал вверх, а дальше две пары мощных рук при помощи веревок, забрасывали его, чуть ли не на другой конец спортзала. Весь месяц, он делал именно так, а на вопрос старшего, сможет ли он сам, тут же терял сознание.
Через месяц, должна была быть сдача нормативов. На их приемку, прибыл начальник училища, и еще какие-то «шишки». Проверяли строго по списку, поэтому сделать подлог, не представлялось возможным. Старший группы сказал курсанту так: «Если ты козел, не перепрыгнешь через коня, то весь оставшийся срок учебы, этим самым конем, будешь ты!». Курсант вник, и прыгнул. В полной тишине спортзала, раздался голос начальника училища; «Не понял! Повторить!». Курсант повторил. Опять последовала та же команда, и так пять раз подряд.
Надо сказать, что курсант, прыгал точно так же, как и на тренировках. То есть подлетал в высоту на полтора метра и не касаясь коня руками, перелетал. Как ему это удавалось без веревок, повторить так никто и не смог.
Как-то раз экипаж Ми-8, борттехником которого был старший лейтенант Муркин, возил какого-то генерала от инфантерии по точкам необъятного Забайкалья. Все шло великолепно, лампасоносец был доволен. Предпоследний пункт маршрута – один из военных аэродромов Читинской области. Благополучно сели, зарулили на стоянку. Однако вертолет как-то перекосило на один бок. Муркин закрепил трап, выскочил из вертолета и подошел к левой стойке шасси. Проблема ясна – пневматики (то есть шины, по – пехотному) целы, стравила амортизационная стойка. Следом выбрался генерал и поинтересовался, почему борттехник озабоченно чешет репу. Он ее чесал не зря: «Товарищ генерал, сами видите – из амортизационной стойки весь спирт вытек!». «Что потребуется для ремонта?». «18 литров спирта». «За два часа справитесь? Мне необходимо успеть на военный совет округа». «Справимся, товарищ генерал!». Генерала, конечно же встречали местные начальники (пехотные). Приказ был короток: «Мухой доставить 20 литров спирта!». И высокий начальник со свитой усвистели на прибывших УАЗиках.
Через 15 минут примчался взъерошенный подполковник и привез 20 – литровую канистру спирта. Остальное было делом техники. Муркин сбегал в ТЭЧ (технико – эксплуатационная часть) здешнего авиаполка и за бутылку спирта ему быстро закачали в амортстойку… конечно же не спирт, а азот. Последовал доклад генералу о досрочном устранении неисправности. Перед вылетом в Читу генерал построил экипаж «восьмерки» и всем объявил благодарность за умелые и оперативные действия.
Прилетели в Читу. Экипаж прибыл на КДП, ожидая добро на вылет домой. Надо было такому случиться, что в это же время на военный совет прилетел командир эскадрильи и встретился на КДП не только с экипажем, но и с тем самым генералом, который, увидев комэска, спросил: «Твои орлы?». «Так точно, товарищ генерал!». На душе у комэска заскребли кошки. Почувствовал он что-то нехорошее в этом вопросе. «Отличные ребята, я им благодарность объявил, не забудь в карточки внести». «Есть!». На душе у командира отлегло. «Представляешь? У них из амортстойки весь спирт вытек, так они за 40 минут все исправили. Молодцы! Ты их тоже поощри» – сказал генерал и отправился к прибывшему за ним автомобилю. Не успел УАЗик отъехать, как комэска разразился тирадой, высотой с Empair Steit Bilding и длиной не менее чем у Великой Китайской стены.
Все три члена экипажа (командир, правак и борттехник) получили по поощрению в виде огромной среднеазиатской дыни в задний проход.
Дело было зимой в правительством забытой деревне. Мужики, в количестве шести, пошли на охоту на медведя. Сели на трактор и поехали к берлоге. Приезжают и давай орать, палками бить и дpугие звуки издавать. Громко издавали изо всей силы надрывались. А медведь никак не лезет. Также, как всегда в любой доске есть заноза, нашелся свой теоретик – мудила. Предложил он подойти к берлоге и пальнуть всем вместе туда. Мол, даже если не попадем в медведя, то шума наделаем. Сказано – сделано. Прогремело 12 выстрелов… И тут он попер! Когда он на заднии лапы встал, то росту в нем как в слоне оказалось. Мужики, как сговорясь побежали к трактору. Сзади рев… Кто первый до трактора добежал – взял на нем с места, и все начали прыгать на борт спасительной техники. И оказался среди них один маленький мужичек, который никак не мог запрыгнуть.
Бежит он и никак не может забраться. Его счастье, что он не последним бежал и замыкающий оказался мужиком здоровым и решил подсобить. Догнал он плюгавенького и хвать его за подмышки, чтоб закинуть в кузов.
А тот, как почуствовал, что его за подмышки что-то большое схватило, не оборачиваясь, как заорет – «Я не стрелял!!! Я не стрелял!!!».
Театральная труппа на гастролях, времена советские, дают «Молодую гвардию». Статистов играли местные театралы для экономии: не возить же с собой из города в город кучу эсэсовцев, из которых один только и говорит в конце «Откройте – гестапо!».
Полная жуть. И вот в очередном городишке «наняли» очередных эсэсовцев.
Идёт спектакль, кульминация событий: Олега Кошевого с минуты на минуту должно прийти забрать гестапо. Они с мамой дома. Балакають на ураиньской мови. Всё это пафосно так. Стук в дверь. Мама: «Хто це?» Олег: «Не лякайтесь мамо, це по мене». Стук повторяется. Мать падает на колени и начинает причитать: «Ой, синку, синку!!! Ой, лишенько, мени лишенько!!! Ой, боже мий, боже!!!».
И тут повторяется стук в дверь и еврейский голос за сценой: «Ой, не волнуйтесь Вы так: это – гестапо. Олег дома?». Занавес. Публика и артисты плачут…
В начале весны 1857 года по улицам Нью-Йорка маршем прошли проститутки с требованием выдать зарплату матросам, которые им изрядко задолжали. Спустя какие годы, уже не помню, были еще подобные марши, приуроченные к этому дню.
8 марта 1910 года германские революционерки Клара Цеткин и Роза Люксембург вывели на улицы немецких городов своих коллег местных проституток с требованием прекратить произвол со стороны полиции и позволить им создать собственный профсоюз проституток, уравняв их тем самым с остальными профессиями.
И лишь позднее, в советской истории – демонстрацию проституток заменили на демонстрацию «трудящихся женщин».
Командиру Учебного Центра Космодрома приходит письмо: «Товарищ полковник, что с моим сыном, не пишет второй месяц?». Командир поручает разобраться начальникам, командир взвода заставляет солдатика написать письмо матери. Письмо убывает, в ответ приезжает мама, что называется в шоке и в компании с двумя женщинами, и направляется прямиком к командиру: «Что с сыном!?» – и потрясает письмом. Там написано: «Дорогая мама, прости, что долго не писал. Просто я перед запуском спутника мыл полы в ракете, кто-то случайно закрыл люк, и я два месяца проболтался на орбите». Еле отбились от «Комитета имени солдатской матери», они всё на полном серьёзе восприняли и явились вместе с мамой сына забирать.
Собралась зимой в одном из общежитий Томского Академгородка какая-то компания. Сидели весело, пили, курили, и через некоторое время одному пареньку, видимо, захотелось вдохнуть свежего воздуха. Он подошел к окну, открыл его и попытался слегка выглянуть, опершись о стену руками. Но, так как был сильно не в себе, в стены руками не попал и выпал. А этаж был третий. Мигом протрезвевший народ ломанулся к окну, девушки завизжали, в итоге соседи тоже заинтересовались происходящим и стали выглядывать. В это время виновник всего происшедшего, в полном соответствии с поговоркой что дуракам и пьяным всегда везет, вылезший из сугроба в который он угодил, осознал, что: а) он абсолютно и непоправимо цел; б) он стал объектом нежелательного внимания общаги и некоторого количества зевак, собравшихся на крики (время было еще не позднее).
Так как насколько я понимаю, ему сильно не понравилось, он не нашел ничего более подходящего как поднять голову и крикнуть в мертвенно бледные лица на третьем этаже: «Ну, так что, две брать или три?».
Жизнь актеров многогранна и непредсказуема! В одном доме офицеров, в советское еще время, ставили пьесу из гражданской войны. Уровень сами понимаете – все говорить могут только с суфлером. По ходу пьесы там красный командир должен был выехать на сцену верхом и сказать речь. И вот какому-то политруку вздумалось выйти на новый уровень искусства. Попросту, вывести живого коня. Идет себе спектакль, публика скучает, пока в положенном месте не выезжает тот командир, поближе к суфлерской. Народ несколько оживился. Говорит командир речь, а тут коню приспичило – отваливается у него во-от такой член, и начинает отливать. В зале уже веселье. Вдруг командир начинает запинаться. И тогда до зрителей доходит, что льет-то он прямо в будку суфлеру!
